Если бы не
Дон Кихот, скачущий в дальние дали на своем Росинанте, ни за что бы не
догадалась, что я нахожусь у дома Художника.
Александр
Киржнер родился в Ленинграде в 1926 году. Сын музыкантов, мальчик с раннего
детства был погружен в волшебный мир искусства, но… понятия не имел об этом!
Интеллектуальные
посиделки (скромная питерская коммуналка), бесконечные репетиции задерганных
довоенным бытом родителей – все это было для Саши такой же естественной средой
обитания, как мощные, всепоглощающие, уносящие в заоблачные дали аккорды Первого концерта Чайковского и фуги
Баха.
По окончании
школы Александр был принят на работу в театр оперы и балета имени Кирова (ныне
- Мариинский). Но тут грянула Великая Отечественная.
16-летнему юноше
пришлось распрощаться не только с театром, но и с Ленинградом.
- В одиночку
он прошел пешком три тысячи километров – лишь бы не угодить в лапы гитлеровцев,
- рассказывает Рина Киржнер, вдова скульптора, которого нет в живых всего год.
- Я еще не свыклась со статусом вдовы – не могу смириться с тем, что мужа нет. К
тому же… разве Александр (его имя Рина артикулирует на классическом -
иерусалимском иврите) нас покинул? Конечно, нет! Он здесь, с нами – и в этом вы
сейчас убедитесь.
Александр Кирзнер, работа художника А. Плащанского
Война
оставила в душе Александра незаживающую рану – открытую, кровоточащую.
- Память
властно возвращала его в прошлое, душу будто парализовало, - рассказывает Рина.
– Ему было необходимо выкрикнуть в полный голос то, о чем за "железным
занавесом" даже шептать не полагалось…
Всю
накопившуюся боль и отчаяние Киржнер выкрикнул уже в Израиле, куда вырвался,
преодолев тысячи преград, 43 года назад. Так появились две скульптуры:
"Живой мертвый" и "Мертвый живой".
Впоследствии они были
дарованы Музею Катастрофы в кибуце Лохамей ха-Гетаот.
Лишь после
того как Александр выкричался, выплакался, вырвал из груди кровоточащее сердце
и похоронил в братской могиле
воспаленной памяти вместе с любимыми, родными, близкими, незаменимыми, началось то, что непосвященные
условно именуют творчеством. Хотя для художника творчество – это жизнь, полная неустанной
черной работы.
- В России
Александр занимался живописью, а не скульптурой, - рассказывает Рина. – Но
привезти в Израиль свои холсты ему не удалось: в начале 1970-х власти запрещали
художникам вывозить за границу свои работы.
Киржнеру
чудом удалось провезти одно-единственное полотно, которое он тщательно спрятал
в ворохе одежды.
- То был
портрет его матери, - говорит Рина. – В Израиле он тоже поначалу писал, но
позже увлекся лепкой…
Где только
не экспонировались устремленные в
бездонное средиземноморское небо,
светящиеся звонким счастьем скульптуры Киржнера!.. На Первом израильском
фестивале балета в Кармиэле были выставлены фигурки балерин. Когда
"железный занавес" рухнул, и в Израиль впервые приехала на гастроли балетная
труппа Большого театра, танцоры и музыканты были потрясены, увидев в фойе
тель-авивского Дворца культуры… самих себя! Такое празднество изысканного
классического балета возможно только на родине Павловой и Плисецкой, но в
Израиле?!.
- Открыл
выставку тогдашний президент Хаим Герцог, благословенна его память, -
рассказывает Рина. – Обменялся с Александром рукопожатием. Произнес прочувствованную
восхищенную речь…
Спустя пару
месяцев Киржнера попросили передать в Иерусалим статую "Танец мира". Она
украшает резиденцию президента Израиля по сей день.
Пара
танцоров, которых Киржнер изваял из бронзы, обнимает Земной шар и наполняет его
(а заодно и зрителей) вселенской любовью.
Мир - несбыточная
мечта, зато какая красивая…
- Этакая
минималистская абстракция… - замечает Рина.
Оригинал
несбыточной (по крайней мере, для израильтян) мечты продолжает свой космический
танец в саду дома Киржнеров в мошаве Йокнеам, что в Изреэльской долине на
севере страны.
Первое
ощущение, которое испытываешь, оказавшись в скульптурной филармонии Киржнера,
увлекающей в мир фантазии, раскинувшийся на фоне живописного пруда, - эклектика! Реализм
соседствует с абстракционизм, модернизм – с примитивизмом, но ни одна работа не
оставляет зрителя равнодушным. Нет у балерин лица – зато душа есть у каждой!
Кажется, еще секунда – и грациозная Одетта - белый лебедь,
раскрывший-раскинувший руки-крылья, встрепенется, оживет и бросится навстречу
своей первой-последней-единственной любви, боли, смерти…
Нет, это не
Эрнст Неизвестный, которого Никита
Сергеевич спросил: "Почему ты так искажаешь лица советских людей?" –
у большинства балерин Киржнера нет лиц. Каждая
– воплощение грации, невинности и в то же время чувственности. У каждой –
тысяча лиц, миллион – все зависит от того, насколько дерзка и безудержна ваша
фантазия.
Совершенно
иные ощущения испытываешь в доме, превратившемся
после смерти Художника в музей ("Места для семьи не осталось – скульптуры
"сдают" нам в аренду крошечную комнатку", - смущается Рина).
35 лет
подряд Александр, занесенный судьбой из Питера в мошав Йокнеам, все население
которого не превышает тысячи с лишним душ, изобретал материалы, из которых
можно создавать образы. В ход шло всё, что попадет под руку: металл, дерево, гипс,
глина…
Сколько, по-вашему,
изваяний может храниться в простом деревенском доме с небольшим садом?
Пятнадцать?
Двадцать? Пятьдесят?!.
На самом
деле – 270! И каждое хочется рассматривать часами. Барельефы Киржнера – это
целый мир: они будто вырастают из стен, тянутся к зрителю, с самозабвенным
вдохновением играют на скрипках, виолончелях, рояле, дирижируют. Грустят,
скорбят, спасают друг друга от смерти. Влюбляются. Теряют любимых. Заигрывают с
вами, стоит заглянуть им в глаза, и – танцуют, танцуют, танцуют.
Впрочем – не
все.
Война для Киржнера
– это Освенцим: кто-то уже мертв, а другого вот-вот удушат, сожгут, испепелят.
На стене в
комнате на втором этаже – автопортрет Художника. Вот он – истошный,
нечеловеческий крик, от которого Киржнер годами не мог избавиться после войны.
Рина на
секунду выключает свет – и вдруг!.. Выражение лица скульптора меняется до неузнаваемости. Разве
что глаза, глаза… Пронзительный живой взгляд…
Израильские
искусствоведы назвали Киржнера величайшим мастером взгляда. Выражение глаз
меняется в зависимости от освещения и того места, откуда барельеф разглядывают.
Смотреть в
глаза образам, созданным Киржнером, можно часами – и каждую секунду
обнаруживаешь в их взгляде какую-то новую эмоцию.
Приехал
однажды в мошав Йокнеам верующий из Иерусалима. Поначалу был настроен
скептически: Тора категорически не признает скульптуру!
- Походил он
по дому, побродил по саду… - вспоминает Рина Киржнер. – А потом написал в
гостевой книге: "Это не скульптура, это – живые люди!"
Балет… Нет,
никто никогда Киржнеру не позировал, но однажды балерина, фамилию которой по сей день держат в
секрете, вручила ему несколько своих фотографий. Со спины ее не снимали –
только анфас. По ним и лепил.
Трудно вообразить?
Да. Но – вот подтверждения.
- Александр
всегда говорил, что для него главное не тело, а движение, динамика, пластика, -
уточняет Рина.
Одну из модернистских
скульптур Киржнера – "Соло" решили превратить в израильский аналог
статуэтки, которую вручают лауреатам "Оскара". С тех пор
"Соло" бережно хранят и с гордостью показывают гостям лауреаты
Хайфского международного кинофестиваля.
- Несколько
месяцев назад пожаловала к нам странная женщина, - рассказывает Рина. – Никаких
вопросов не задавала – просто фотографировала.
Спустя месяц приехала снова. И привезла мне подарок, который стал для меня
бесценным: брошь – точную копию "Дуэта".
Выяснилось,
что женщина – известный в Израиле дизайнер украшений.
- Эту брошь
она назвала именем моего мужа: Александр Киржнер, - говорит Рина. – С тех пор я ее не снимаю.
В глубине
дома звучит "Адажио" Альбинони: сам Бог велел разглядывать работы
Александра Киржнера под волшебные звуки музыки.
- А вы
откуда родом, Рина?
- Я родилась
в Иерусалиме. Родители приехали в Палестину из Львова, благодаря этому я
немного понимаю по-русски, - объясняет она.
- Сколько у
вас детей?
- На двоих с
Александром – четверо. И девять внуков. В последний год, когда Александр болел,
он позабыл иврит и говорил с нами только по-русски…
Со стены
одной из комнат заглядывают мне в глаза Бах, Шуберт, Мендельсон, Шопен,
Паганини, Верди, Рахманинов, Лист. А вот и Первый концерт Чайковского.
- В
последний год жизни, когда Александр знал, что он обречен, он постоянно меня
успокаивал: "Не беспокойся, что я уйду. Никуда я отсюда не уйду – останусь
здесь навсегда", - говорит Рина. – Так и случилось. Александра нет, но… он
здесь, со мной, с детьми. Стоит мне войти в дом - и я физически ощущаю его
присутствие.
В доме-музее
Киржнера – четыре гостевых книги, и ни в одной из них не осталось чистой
страницы. Побывавшие в мире Художника израильтяне и иностранцы пишут
по-английски, по-испански, на иврите, по-русски, по-арабски, по-китайски,
по-японски… Иероглифы соседствуют с латиницей и кириллицей…
Так, видимо, и должны
выглядеть вселенская любовь, восхищение и признание.
Комментариев нет:
Отправить комментарий