суббота, 24 декабря 2011 г.

Инна Винярская: женский портрет на фоне Иудейских гор

Знаете ли вы, что историю создания поселения Ткоа надобно писать по-русски и в женском роде, тщательно избегая стереотипных фраз об "отцах-основателях"?

Жаботинский был прав

Имя Инны Винярской известно в Израиле многим: она является ведущим сотрудником Дома наследия величайшего поэта Ури-Цви Гринберга. Но мало кто знает, какая неординарная судьба скрывается за этим именем.



Уроженка Одессы, выпускник Гидрометеорологического института, Инна вышла замуж за Марка Винярского, окончившего Институт инженеров морского флота. В городе на берегу Черного моря родилась дочь Юля.

Устроиться по специальности Инне не удалось: работать пришлось в Одесской обсерватории. Позднее друзья пригласили Инну в заводское бюро, где она занималась физикой.

- А потом меня оттуда уволили, потому что, с точки зрения начальства, слишком много собралось в бюро евреев, - вспоминает Винярская.

Внезапно - один за другим - умерли бабушка, дедушка, а потом и мать Инны.

- Для меня это был жуткий удар, - рассказывает она. – Вскорости после смерти мамы мы с Марком и Юлей переехали в Подмосковье, в Апрелевку…

Марк начал работать инженером на заводе "Борец", а Инну один из друзей Винярских устроил физиком в лабораторию НИИ "Промгаза".

Однажды Марк вернулся с работы взволнованный.

"Слушай, - сказал он жене, - по-моему, Жаботинский очень даже прав"…

"При чем тут Жаботинский?" – удивилась Инна.

- Марк напомнил: есть у Зеэва (Владимира) Жаботинского фельетон о том, как в Одессе хоронили матроса Вакуленчука, - рассказывает Винярская. - В порту собралась толпа. Один за другим выступали замечательные ораторы – каждый с большим кадыком и кудрявыми волосами – и произносили речи. Жаботинский стоял в толпе с простыми мужиками. И когда на трибуну взлетел очередной оратор с курчавыми волосами, один из мужиков сказал другому: "Опять эти жиды учат нас жизни"… Мой Мафа (так мы звали Марка, благословенна его память) пришел от этого фельетона в восторг: "Прав Жаботинский: чего ради мы сидим в Подмосковье?!"

Доработать в бюро до отъезда Инне не удалось.

- Как только замдиректора узнал, куда мы собираемся, вызвал моего начальника Шуру Калину и сказал: "Что, твоя Винярская намерена занять пост Голды Меир? Не пройдет!" – вспоминает Инна.

"А если пост пониже?" – попытался отшутиться Шура Калина. С юмором в начале 70-х у советских чиновников была напряженка. Пришлось Инне устроиться в Апрелевке на почту.

- Очень "интеллектуальная" работа, - иронизирует она. – Зато именно там, прямо в почтовом отделении, я спустя два с половиной года получила разрешение на выезд.

Инна тут же бросила работу и объявила: "Всё, бабы, меня нет!"

"Как? Тебе ведь полагается еще одна зарплата?!"

"Ничего не хочу", - воскликнула Винярская и бросилась на радостях домой…

Впервые на землю Эрец-Исраэль Винярские (Инна, Марк и 12-летняя дочь Юля) ступили в 1973 году.

- Война Судного дня только что окончилась, но в Галилее еще спорадически стреляли, - вспоминает она.

Полгода Винярские прожили в Цфате ("Он до сих пор остается моим самым любимым городом, - говорит Инна. – Мы завели массу друзей, но работы там не было – разве что в гостинице или на чаеразвесочной фабрике").

Однажды учащихся ульпана повезли на экскурсию в Иерусалим.

- Автобус поднялся на Масличную гору, - вспоминает Винярская. – Оттуда мы любовались тем местом, где должен стоять Храм. Не было среди нас никого, кто бы не плакал. Мы с Мафой решили: "Остаемся!"

Винярские перебрались в Иерусалим. Арендовали квартиру в новом по тем временам квартале Армон а-Нацив ("Весь он состоял из восьми домов", - вспоминает Инна). Оба устроились в компанию "Мануэй Бейт-Шемеш".

Инна попала на работу по недоразумению: польский еврей, помогавший Винярским в трудоустройстве, бегло посмотрел ее одесский диплом, подтвержденный и заверенный в израильском министерстве образования, и слово "метеорология" (огласовок нет!) прочел как "металлургия". А Инна промолчала и спорить не стала. Потому как спорить на иврите пока не умела.

- На этом предприятии мы проработали три года, - вспоминает Винярская. - Познакомились с замечательной женщиной - журналистом Рахель Инбар. У нее и родилась идея создать поселение типа тех, которые уже строились в разных местах активистами движения "Гуш-Эмуним". Мы на том этапе еще мало знали о поселенческом движении, но Рахель заразила нас идеей основать смешанный поселок, в котором будут жить светские и религиозные, репатрианты из России и из Америки и, конечно же, сабры… Вот мы и записались к Рахель в "гарин" (поселенческое ядро).

Однажды в пятницу Рахель пригласила Винярских в очень необычное место. Называлось оно "Маале Адумим".

- Приехав, мы увидели на горке крошечный поселок, - вспоминает Винярская (сегодня Маале Адумим – город со всеми вытекающими последствиями). – Познакомились с потрясающими людьми. Им тоже пришлась по душе идея создания смешанного поселения. Всю субботу, перебивая друг друга, мы строили планы. А на следующей неделе я встретила в Иерусалиме женщину, и она спросила: "Ну, вы уже записались на дачу?" - "На какую дачу?!" - "Рахель Инбар собирается строить дачный поселок". Я возразила: "То, что собирается строить Рахель, - вовсе не дачный поселок, а самое настоящее поселение!"

Из окна квартиры Винярских в квартале Армон а-Нацив открывался поистине марсианский пейзаж: Иудейская пустыня.



- Мы видели большую гору - некое подобие Фудзиямы, - рассказывает Инна. - Я спрашиваю мужа: "Как ты думаешь, что это? Вряд ли в этом районе можно обнаружить вулканическую активность". Муж ответил: "Не знаю". А вскоре кто-то из друзей свозил нас в Бейт-Лехем. Посмотрели мы оттуда на "Фудзияму" и выяснили, что это - Иродион!

"Русский" костяк

Поначалу в "ядро" будущего поселка записались две семьи – Винярские и Бабели.

- Мне не нравилось, что в "ядре" одни "русские" и что ходят слухи о строительстве дачи, - говорит Инна. – Возможность основать поселение Ткоа подвернулась случайно. Я была дома, мыла посуду. Вдруг звонит человек из "Гуш-Эмуним" (сейчас это движение называется "Амана") и спрашивает: "Есть ли в ядре у Рахель Инбар лишние люди?"

"Лишних людей, - отвечала Инна, - нет нигде, а в чем дело?"

"Есть неподалеку от Иерусалима место, называется Ткоа".

Собеседник Винярской объяснил: в настоящее время в том месте стоят солдаты, но министр обороны Арик Шарон решил перевести военнослужащих поселенческого подразделения НАХАЛ ("Нахаль – халуци лохем") в Самарию, где предполагалось основать поселок Сарит, и если кто-нибудь хочет…

Инна не дала ему договорить:

"Мы хотим!"

- Начали организовываться: наша семья, Бабели и несколько холостяков, человек двенадцать, из ешивы рава Ицхака Зильбера, все – репатрианты из СССР, совсем "зеленые", - рассказывает Винярская. – В один из дней перед наступлением субботы повез нас Ханан Порат (благословенна его память) показать то место, на котором предполагается основать Ткоа. Приехали. Местечко крошечное - и все огорожено колючей проволокой. Смотрю сверху, с горы: внизу синеют две лужи. Значит, хотя бы вода здесь есть! Я – Порату: "Что это?" Он: "Это канализация".

Солдат и солдаток в Ткоа проживало человек пятьдесят. Жилье, вспоминает Инна, более чем спартанское: два барака с уборными во дворе (в них жили солдаты) и пять 25-метровых бетонных "кубиков", в которых ютились девушки-солдатки. На дворе стоял 1977 год…

- С солдатами мы прожили три месяца, - рассказывает Винярская. – Наши мужья потеснили военнослужащих, подселившись к ним в бараки: трехъярусные нары позволяли… Украсили новое жилище гирляндами из отнятой у нас туалетной бумаги – утащили целых три рулона, скрутили и повесили на стены.

Женщин среди будущих поселенцев было всего пять ("Лена Бабель, я, моя подруга Влада и две девочки – наши дочки"). Им солдатки уступили один "кубик": спальня, крошечный салон и некое подобие кухни.

- Солдатки очень любили, когда мы для них варили, - говорит Винярская. – Они объяснили нам, как поддерживать кашрут. Мы постоянно изобретали новые блюда. Мужья научили солдат обслуживать электрический генератор. Всё было очень симпатично.

Как-то опытные люди посоветовали Инне: "Поезжай в Сохнут и сообщи, где вы живете".

- Я поехала, - рассказывает она. - Нашла заведующего каким-то отделом. Зашла, объяснила ему про Ткоа. Он: "Впервые слышу. И что вы там хотите делать?"

Инна: "Мы там хотим жить. А делать?.. Вон у вас за спиной висит замечательная картина (всю стену действительно занимало огромное полотно с рядами цветущих яблонь). Я хочу, чтобы такой же пейзаж появился в Ткоа".

Услышав это, начальник велел Винярской обратиться в другую инстанцию.

- Видимо, тогдашнее руководство Сохнута смущало, что основывать новое поселение взялись одни "русские", - предполагает она. – Ивритом почти никто из нас не владел…

Инна быстро смекнула: чтобы вести с инстанциями диалог на равных, срочно требуется коренной израильтянин. А вскоре Винярским повезло - они познакомились с Мики Саломоном.

- Он занимался хозяйственной деятельностью в поселках, - рассказывает Инна, – и сразу полюбил нас, а мы - его.

Саломон спросил: "Что вам нужно?"

"Большой автомобиль и трактор, чтобы деревья посадить, - ответили мамаши-основательницы Ткоа, после чего нерешительно добавили: - И телефон".

Мики парировал: телефонизация - не в его компетенции, но попробует помочь.

Влада, подруга Инны, переквалифицировалась из инженеров в кухарки.

- Однажды, когда здесь еще находились солдаты, прилетел на вертолете Арик Шарон и принялся нам объяснять: не наше это место – здесь, на этом холме, будет заложен город Эфрата. Я, мобилизовав все свои знания иврита, встала и заявила: "А мы хотим основать здесь поселение сельскохозяйственного типа!" Шарон парировал: не вам решать, что здесь будет построено. Разнервничался, съел всё, что было на столе, и улетел… Впоследствии Шарон все-таки нас полюбил. Приезжал, поддерживал, воодушевлял… Что стряслось с ним к 2005 году, когда был уничтожен Гуш-Катиф?..
Поразительно…

Пауза…

- В декабре, после отъезда военнослужащих, мы заняли все пять "кубиков", - вспоминает Винярская. – Это стало для всех огромной радостью: отныне мы снова жили семьями. В столовой солдаты оставили нам посуду: огромные кастрюли, приспособление для резки картофеля – Мики Саломон не позволил им увезти с собой это добро: "Здесь люди будут жить".

Началась зима, а вместе с ней (Иудейская пустыня!) - собачий холод.

- Мы пытались, как могли, обогревать свои барачные "кубы" электропечками, питавшимися от генератора, - вспоминает Винярская. – Но удавалось это далеко не всегда.

Походная жизнь продолжалась три года. За этот период "русские" первопроходцы успели набраться сугубо израильского опыта.

- Главной нашей задачей было привлечение в Ткоа новых людей, - вспоминает Инна. – В этом нас поддерживали активисты "Гуш-Эмуним" и прежде всего - Муни Бен-Ари, основатель Кфар-Адумим, по инициативе которого мы, собственно, и приехали сюда жить. Затем из "Гуш-Эмуним" в помощь нам направили замечательного молодого человека - Ури Ариэля, сейчас он - депутат Кнессета. Детей у них с Хагит еще не было, в связи с чем они заняли в солдатском бараке целую комнату (уборная и душ - во дворе). Ури оказался человеком незаменимым: сколько у него такта, интереса к общему делу, сколько терпения…

Однажды основателей Ткоа пригласили к себе в гости первые жители Кфар-Адумим:

- Их адвокат должен был составить для Ткоа примерно такой же устав, который уже действовал в Кфар-Адумим, - рассказывает Винярская. - Устав мы сочинили. И продолжили лихорадочно искать людей, которые согласятся приехать к нам в захолустье и захотят здесь жить.

"Мы знаем, Ткоа - будет!"


Желающие - приехали! Даже несмотря на то, что добраться до Ткоа четверть века назад было непросто – не то что сейчас, когда с Иерусалимом поселок соединило шоссе, проходящее вдоль столичного квартала Хар Хома.

К моменту приезда долгожданного пополнения Инна Винярская уже занимала ответственный пост: репатриантку из России избрали секретарем поселкового совета! В марафоне по инстанциям Инну сопровождал Шило Галь из Гуш-Эциона ("К чиновникам я старалась заходить после него, - вспоминает Винярская. – Радостный, улыбчивый, обходительный, он создавал замечательную атмосферу для плодотворного общения").

- И только в коридорах министерства строительства Шило Галь предупреждал: "Здесь мы меняемся ролями: вначале заходишь ты, а потом я", - вспоминает Винярская.

Инна, мобилизовав весь свой одесский юмор, старательно играла роль Галя. Прежде, чем покинуть тот или иной кабинет, она – теперь уже на сносном иврите - произносила ключевую фразу: "Как вам повезло: вы сотрудничаете с Шило Галем". После чего на белом коне к чиновнику "въезжал" сам Галь.

Бегал с Инной по инстанциям и Пинхас Валерштейн, основатель поселка Офра, впоследствии занимавший высокие посты в Совете поселений Иудеи, Самарии и сектора Газа.

На холме в Ткоа тем временем кипела работа. Марк Винярский взял на себя обязанности ответственного за хозяйственные нужды поселка.

- Функции моей "секретарши" исполнял израильтянин Хаим Казакович, - вспоминает Инна. – Инвалид, в детстве перенесший полиомиелит, он был моей правой рукой: ездил со мной по министерствам, выбивал необходимые для поселка разрешения…

Чтобы ускорить заселение, основатели Ткоа периодически проводили самодеятельные "маркетинговые" акции: ставили в оживленных районах Иерусалима столы, на которых раскладывали фотографии Иудейской пустыни, и приглашали прохожих хоть разок посетить это дивное место - а вдруг решат остаться?!

- Когда мы немного обжились, привезли в свои "кубики" стиральные машины, - рассказывает Винярская. - Но так как питались они от генератора, а он больших нагрузок не выдерживал, нам приходилось перед каждой стиркой обойти всех соседей и заранее договориться: "Мы стираем – вы печете, а через час меняемся: мы печем, а вы включаете стиральную машину". Так и жили…

По-русски и по-американски


- Сижу я как-то у себя в конторе и вдруг слышу: на лужайке кто-то громко говорит по-английски, - рассказывает Винярская.

В те годы услышать американский диалект английского в Иудейской пустыне доводилось не каждый день.

- Выглянула и вижу: иностранцы (их довольно много) разлеглись на первой в Ткоа траве, которую мы с Владой специально посадили для детей, – вспоминает Инна. – По случаю появления первой детской площадки Мики Саломон где-то добыл, привез и установил качели. А тут… сидит на травке группа молодых людей. Жены некоторых, нисколько не стесняясь, кормят младенцев грудью, хотя все мужчины – в кипах. Дикий Запад! Я выхожу: "Здравствуйте, вы кого-нибудь ищете?"



"Мы ищем себе поселок, - объяснил на плохом иврите один из американцев. – Хотели поселиться в Кохав а-Шахар, но оказалось, что этого поселка еще не существует. Потом поехали в Элазар. Поселение вроде уже есть, но нам оно не подходит. А затем забрели сюда".

- Вот вы свой поселок и нашли! – воскликнула, просияв от счастья, Винярская.

Позднее новые соседи пригласили Инну в центр абсорбции в Гило, где они жили, пока не перебрались в Ткоа.

- Я поехала, - вспоминает Винярская. – В зале полно репатриантов из США, "вязаные кипы". Я их сходу предупредила: наш поселок смешанный, верующие соседствуют со светскими, но мы с большим пиететом относимся друг к другу: нам тоже есть чему поучиться у религиозных.

Американцы несказанно удивились: "Как же вы живете?"

Инна ответила: "Каждый варит то, что хочет. В нашем уставе так и записано: в своем дворе и доме ты вправе делать все, что тебе вздумается".

Тогда один из участников собрания, Эли Беренбойм, задал каверзный вопрос: "А если я приду к кому-то в гости и захочу у него поесть, но пища у него некашерная?"

Инна не растерялась: "Если ты такой фресер ("фресн" в переводе с идиша – "обжираться"), отправляйся в гости к тому, у кого кашерная кухня, и угощайся там".

- Постепенно мы приняли большую группу американцев, а уж они перетащили в Ткоа своих друзей, родных и знакомых, - говорит Винярская. – Огромной радостью стало рождение в Ткоа сразу двух мальчиков. Первый – сын Иегудит и Хаима Амихай, оба из Кирьят-Шмона. А второй появился в семье Беверли и Амиэля Унгеров. Он из Америки, она - из Англии, познакомились в Израиле. Свадьбу сыграли в Иерусалиме. Я была в шоке, увидев, что под хупу Беверли явилась в платье голубого цвета.

Инна: "Что с тобой - ты же невеста?"

А "Беверли" в ответ: "Нет, это не я. Невеста – моя сестра, мы близнецы!"

Тем временем в поселке начали строить капитальные дома.

- Доди Бен-Ишай, сотрудник Иерусалимского отделения минстроя, очень нам помог, - вспоминает Инна. – Поначалу завез 30 бетонных домов: комната, кухня… У нас к тому моменту была масса новых людей, но жить им негде. И первую партию домов мы решили передать новичкам. А сами отправились на поиски строительного подрядчика. Нашли. Но - не очень удачно. Да и проект оказался не самым лучшим. Впрочем, как видите, - живем, слава Богу!

Вижу. Мы с Инной ведем беседу во дворе ее дома в одном из первых кварталов Ткоа. Красноречивее всего указывают на историю поселка деревья: вон как вымахали за 20 с лишним лет - до небес!



Кому-то из поселенцев Ткоа со строительством повезло больше, другим – гораздо меньше. Например, семья Ленских (Шломо, Циля и пятеро детей) попали в лапы к подрядчику, на несколько лет отравившему им жизнь: ипотечную ссуду приходилось исправно возвращать, но "каблан" бесследно исчез и окончание строительства дома затянулось на долгие годы.

С Ленскими Инна познакомилась в начале 1993 года – в страшный для основателей Ткоа день.

- В свое время поселились у нас Лена Липкина с мужем - художником Моти Липкиным и сыновьями, - рассказывает она. – В январе 1993 года арабские террористы устроили на шоссе засаду и застрелили Моти прямо при въезде в Ткоа. После теракта мы долго сидели на том месте, где Моти застрелили. Собирались - в качестве сионистского ответа врагу - заложить там новый еврейский поселок…

Основывала новые поселения в Иудее, Самарии и секторе Газа организация "Амана", в которой Винярская проработала 20 лет. Отвечала за заселение. То есть - мобилизацию первопроходцев. В связи с этим постоянно разъезжала по поселкам.

- К основанию каких поселков вы "приложили руку"?

- Мои поселки – это Кфар-Даром, Элей Синай ну, и многие другие – Иудея, Самария, Гуш-Катиф… - произносит Инна и внезапно замолкает на полуслове. – Нет, простите, но говорить о Гуш-Катифе я не в состоянии. Не могу…

Четвертое поколение

Сегодня Ткоа представляет собой поселок городского типа – более 500 семей. Трудно поверить, что каких-то 25 лет назад не было здесь ни двух-трехэтажных домов под черепичными крышами, ни школ, ни детских садов, ни магазинов, ни спортивных площадок…

- Селиться в Иудее евреи никогда не опасались, - вспоминает Винярская, - хотя мы и пережили периоды, когда арабы обстреливали ведущую к нам дорогу. Конечно, жить на поселениях готовы далеко не все, а лишь люди особого склада. Я бы назвала их искателями приключений – в хорошем смысле слова. Сейчас в Ткоа действуют промышленные предприятия, всевозможные мастерские, кейтеринг, ресторан… Даже сельское хозяйство мы ухитрились развить – несколько семей, в основном выходцы из Франции, высадили виноград и производят замечательные вина. Что уж говорить об искусстве: например, Циля Ленская основала в Ткоа уникальную балетную школу, ее воспитанники выступают по всей стране. Развивается и туризм: наш сосед Натан Маркус отвечает за Иродион – работает в Управлении национальных парков и заповедников.

Винярская подводит черту: к настоящему моменту в Ткоа живут уже четыре поколения израильтян ("У меня здесь родились не только шесть внуков, но и две правнучки").


Наша беседа прерывается на самом интересном месте: в гости к Инне из Иерусалима приехала Михаль Слук, сотрудник Поселенческого отдела Всемирной сионистской организации (ВСО). У меня на глазах происходит трогательная встреча двух женщин, посвятивших себя поселенческому движению. Михаль много лет работает в Поселенческом отделе, а живет в Гиват Зеэве, расположенном на стратегически важной высоте по дороге в Рамаллу.

Увидев Михаль, Инна мгновенно переходит на иврит.

- Пойдем, Михаль, глянем на Иродион, - предлагает Винярская.

Женщины выходят из дому, переходят через дорогу.


По улице поселка, основанного четверть века назад в глуши Иудейской пустыни, шагают две женщины. Сильные женщины сильной духом Страны.

четверг, 22 декабря 2011 г.

Гуш-Катиф возрождается на Голанах

Об изгнанниках Гуш-Катифа пишут противоречиво: либо с жалостью (с момента депортации минуло шесть с половиной лет, родившиеся летом 2005-го дети пошли в первый класс, но многие первопроходцы из Нецарим и Кфар-Даром до сих пор не имеют постоянного жилья), либо – с претензией на сенсацию (оказавшись вне привычной общины, семьи некоторых поселенцев развалились, взрослые страдают депрессиями, а подростки чувствуют себя изгоями в чуждой городской среде).

За стереотипами, однако, меркнет и напрочь пропадает главное: люди. С некоторыми из них мне довелось познакомиться в мошаве Эвней Эйтан в южной части Голанских высот.

Указатели в никуда

Причиненную изгнанием боль и горечь ощущаешь еще на подходе к караванному поселку: дорога к новому жилому кварталу – это аллея памяти. "Нецарим", "Неве-Дкалим", "Элей Синай", "Кфар Ям" написано на указателях, стрелки которых, впрочем, направлены в никуда. В прошлое, которого не вернуть.



- Вы находитесь при входе в Музей наследия Гуш-Катифа, - сообщает Пнина, уроженка Иерусалима, прожившая 40 лет на Голанах. - Основали его сами изгнанники: 24 семьи из восьми разных поселков, решившие начать жизнь с нуля здесь, на Голанах. К нам в Эвней Эйтан они приехали пять лет назад, а до того прожили год в общежитии "Мидрешет ха-Голан" в поселке Хиспин.

Вначале на Голаны перебрались семьи из Нецер-Хазани, – первого еврейского поселения Гуш-Катифа, основанного в 1977 году. В "прошлой" жизни все они были мошавниками и мечтали основать новые хозяйства. За ними потянулись на север жители снесенного с лица земли Кфар-Даром.

Чтобы украсить вход в музей, в Эвней Эйтан пригласили художника Арика Хальфона из мошава Элиад. Хальфон попросил, чтобы выселенцы передали ему по одному снимку из своего семейного альбома. Смонтировал фотографии и выложил мозаикой стену. Лишь после этого "кочевники поневоле" вытащили из контейнеров те самые дорожные указатели, которые направляют путешественников в никуда, и вбили в землю вдоль аллеи.


Постепенно, по мере того как стихала боль, в музее стали появляться вещи, за каждой из которых – целая жизнь. В основном - фотографии. А потом из документальных (вспомним лето-2005) видеокадров был смонтирован фильм. Смотришь – и сердце рвется на части.

Йосеф Хадад: линия жизни

На одной из хранящихся в музее фотографий запечатлено семейство Хадад.

- Я вырос в хайфском квартале Кирьят-Шмуэль, - рассказывает Йосеф Хадад. – В армии начал служить в НАХАЛе, затем меня перевели в разведку. В годы службы познакомился с Товой.

После демобилизации Това и Йосеф сыграли свадьбу. И хотя жена училась в Хайфском Технионе, на факультете машиностроения, Йосефу нисколько не мешала ее постоянная занятость.




- Когда Това получила диплом инженера, мы стали искать место, где нам хотелось бы жить, - вспоминает Йоси. – Поселиться в Гуш-Катифе – значит проявить подлинное еврейское благородство: новый анклав нуждался в энергичных молодых людях, сознательно решивших преодолеть в строящихся поселках все "болезни роста".

Приехав в Кфар-Даром, Хадады тут же ощутили свою востребованность. Това устроилась по специальности – руководила крупными проектами, включая стартапы в отрасли хайтека, причем не только в Гуш-Катифе, но и в городе Офаким.

- Я тем временем с головой погрузился в свою стихию: для меня превращение пустыни в цветущий сад – цель и смысл жизни, - рассказывает Хадад.

- Вы были очень молоды, не так ли?

- Сейчас мне 42 года, значит, в Гуш-Катиф мы с Товой перебрались в возрасте 26-ти лет, - подсчитывает он.

На новое место молодые супруги приехали со старшей дочерью Хели и усыновленным мальчиком.

- До того я работал в интернате для детей из неблагополучных семей, - рассказывает Йоси. – Однажды туда привезли маленького мальчика, явно не подходившего по возрасту для жизни в подростковой коммуне. Мы с Товой решили взять его домой. А когда переехали в Гуш-Катиф, ребенок поехал с нами. К тому моменту он уже стал нашим сыном, а мы – его родителями…

Готового жилья в Кфар-Дароме не было.

- Вселились мы с двумя детьми в караван, - вспоминает Йоси. – Поначалу я устроился в теплицы Кфар-Дарома наемным работником. Позднее, когда мы почувствовали, что нам удастся встать на ноги, я решился на рискованный шаг: взял в банке ссуду и построил собственные теплицы. В одной мы выращивали цветы, идущие на экспорт в Европу. В другой - экологически чистые сорта овощей…

Спустя несколько лет, когда в теплицах Хадада уже цвели экзотические цветы, грянул гром…

20 ноября 2000 года рядом с автобусом, развозящим детей в школу, взорвался начиненный взрывчаткой автомобиль. Два человека – 35-летняя Мирьям Амитай и ее ровесник Габи Битон из Кфар-Дарома, ближайшие друзья Хададов, были убиты. Девять школьников, среди них Хели (Рахель), старшая дочь Хададов, были ранены.

- Хели было восемь лет, - вспоминает отец. – Когда ее привезли в приемное отделение беэр-шевской больницы "Сорока", мы с Товой чуть с ума не сошли: вся голова в крови. Потом – слава Всевышнему – врачи сообщили, что на голове – царапина, главная проблема – нога...

Рахель Хадад и трое детей из семейства Коэн стали одними из первых жертв интифады Аль-Акса. За ними последовали другие: взрыв в иерусалимском кафе "Момент" (многие ли помнят о нем сегодня?); теракт на проспекте Хар Цион в Тель-Авиве…

Между прошлым и будущим

Трое младших детей Хададов родились уже на Голанах. Гуш-Катиф они знают только по фотографиям да по рассказам родителей, старших сестер и братьев.

- Одну из своих дочерей мы назвали Ошер - в память о солдате-репатрианте из Украины, - рассказывает Йосеф Хадад. – Звали его Ашер-Алексей Найков. В октябре 1998 года на трассе Кфар-Даром – Ацмона Леша направил свой армейский "джип" наперерез начиненному взрывчаткой автомобилю арабских террористов и спас жизнь детей, ехавших в школьном автобусе. Иначе чем подвигом порыв Найкова не назовешь. Впоследствии мы породнились с семьей геройски погибшего солдата. Живут Найковы в Хайфе. Встречаемся с ними каждый раз, когда навещаем своих родителей. Отец и мать Алексея относятся к Ошер как к своей внучке. Приезжали они к нам и сюда, на Голаны – провели у нас субботу. Как бы мне хотелось, чтобы коренные израильтяне, родившиеся, выросшие и воспитанные в этой стране, относились к своему государству так же, как относятся к нему родные Алексея Найкова, и были бы такими же сионистами и сторонниками поселенческого движения, как они…

Йосеф старается не воссоздавать в памяти детали того августовского дня 2005 года, когда жителей Кфар-Дарома (голоса офицеров, усиленные динамиками) убедительно попросили оставить свои дома и занять места в автобусах, которые увезут их… куда?!

- Жителям Кфар-Дарома удалось невозможное: мы не только построили процветающую сельскохозяйственную "империю", - объясняет Йоси Хадад, - но и создали очень сильную духом общину. Трудно передать, какие ощущения испытывает человек, когда его и родных буквально выкорчевывают, с корнем вырывают из той земли, служению которой он посвятил всю жизнь. В Кфар-Дароме у нас с Товой родились семеро детей…

- А сколько их сегодня?

- Десять!

- До ста двадцати каждому! - желаю я Йоси от всей души – в полном соответствии с требованиями еврейской традиции. – Младшие родились уже на Голанах?

- Да, но…

Но память о Кфар-Дароме продолжает преследовать изгнанников и на новом месте.

- Во всем поселке не было гвоздя или балки, которые я бы не знал и не помнил, - говорит Йоси Хадад. – Водопровод? Я точно знал, где проходит каждая труба. Линия электропередач… Что уж говорить о доме, в строительство которого было вложено столько души и с которым связаны самые светлые воспоминания – о молодости, любви, о том, как самозабвенно мы мечтали о будущем… А террористические атаки? Гибель ближайших друзей, ранение дочери – ничто, даже самые тяжелейшие испытания нас не сломили и не обратили в бегство. Напротив – еще больше закалили. И вдруг – депортация... Тебе начинает казаться, что все пережитые тобою трагедии, потери и испытания – все это зря. За что - за какую идею, ради какого будущего погибли в терактах наши друзья?.. Ради чего наша дочь Хели потеряла обе ноги?.. Выходит, напрасно мы, живя в плотном окружении заклятых врагов, подвергали себя опасности, рисковали жизнью - но продолжали строить, облагораживать свою землю и выращивать на ней овощи и цветы. Ведь, в конечном счете, нас изгнали с облагороженной нами земли: поселки Гуш-Катифа снесли бульдозеры.

В поисках себя

Депортация и растянувшиеся более чем на год скитания, метания и чувство полной неизвестности не сломили дух поселенцев Гуш-Катифа.

- Для нас, - говорит Йоси Хадад, - было очень важно не только продолжить заниматься именно тем, что мы умеем делать лучше всего, но и основать в Эрец-Исраэль хотя бы еще одно новое поселение. Разве не в этом глубинная суть сионизма, на идеях которого мы воспитаны?!

В первые же месяцы после падения Гуш-Катифа, пока Това с детьми ютилась вначале в беэр-шевской гостинице, а потом и в общежитии "Мидрешет ха-Голан" в Хиспине, Йоси, как угорелый, мотался по всей стране. Съездил в южную часть Хевронского нагорья – а вдруг там можно будет воссоздать теплицы? Увы… Бросился в Иорданскую долину: может, хоть там улыбнется удача?


- В Иорданской долине живет мой лучший друг, вот я и понадеялся, что мы с Товой и детьми сможем обосноваться неподалеку от него, - говорит Йоси. – Не удалось… А потом нас осенило: почему бы не попытать счастья на Голанах?.. Расстаться со своими бывшими соседями, разрушить общину Кфар-Дарома мы не в вправе: наши дети пострадали в терактах, им гораздо легче общаться с теми, кто пережил тот же ужас, что и они.

В конце концов изгнанники обосновались в мошаве Эвней Эйтан.

- Более двух десятков семей: каждый из нас – земледелец, все мы мечтали и впредь заниматься сельским хозяйством, - объясняет Йоси Хадад. – Жители Гуш-Катифа – это уникальная человеческая общность: неравнодушные, искренние, открытые. Для каждого из нас Эрец-Исраэль - это целая вселенная, наполняющая жизнь смыслом.

Неудивительно, что гуш-катифцы органично вписались в общину мошава Эвней Эйтан (часть его жителей – уроженцы Иерусалима, другие приехали по призыву правительства на Голаны – точь-в-точь как Хадады в Кфар-Даром).

Но где взять - хотя бы на время - крышу над головой?

Первые 23 "каравиллы" в Эвней Эйтан доставил Авраам Дувдевани, занимавший пять лет назад пост главы Поселенческого отдела Всемирной сионистской организации (ВСО).


- Изначально эти караваны предназначались для одного из сельскохозяйственных поселков на юге Израиля, но Дувдевани настоял, - вспоминает Эли Малка, глава регионального совета "Голаны". – Несколько телефонных звонков – и грузовики-платформы с "каравиллами" развернулись на 180 градусов, чтобы доставить жилища-времянки на Голаны.

В настоящее время на стройплощадке мошава полным ходом идут работы по подготовке инфраструктуры для нового жилого квартала. Авраам Дувдевани специально съездил на Голаны с генеральным директором Поселенческого отдела Яроном Бен-Эзрой и другими сотрудниками, чтобы удостовериться: стройка продвигается. В судьбе Дувдевани за последние пять лет тоже произошли перемены: сегодня он возглавляет уже не Поселенческий отдел, а Всемирную сионистскую организацию.

Ежевика с Голанских высот

- Спустя шесть с половиной лет после демонтажа Гуш-Катифа мы все еще остаемся в караванах, но на судьбу не сетуем, - говорит Йоси Хадад. – Есть, конечно, в отсутствии постоянного жилья определенные минусы. Летом на Голанах очень жарко, а семья у нас большая, десять детей. Приходится держать кондиционеры включенными днем и ночью. Зимы здесь холодные, это заставляет нас постоянно обогревать "каравиллу". В результате я получаю такие же счета за электричество, как владелец небольшого завода. Но выхода нет: дети должны расти в нормальных условиях.

Йоси вспоминает: в первую зиму на Голанах после первого же дождя крыша "каравиллы" протекла – вода залила все помещения, постели и вещи.

- Пришлось самостоятельно укрепить крыши – сейчас стихия нам уже не страшна, - говорит Хадад. – Старший сын отслужил в армии, вышел на гражданку и вернулся домой. Площадь каравана – порядка 106 квадратных метров. Нам в нем, конечно, тесновато (мягко говоря). С другой стороны, нам с детства прививали неприхотливость. По натуре мы – оптимисты: если сегодня трудно, значит - завтра станет легче. Главное - не опускать руки, не сдаваться.

- Чем вы занимаетесь в Эвней Эйтан?

- О, вы будете смеяться… - произносит Йоси, а глаза его тем временем излучают тот свет, который ни с чем не спутаешь: это – взгляд человека, сумевшего реализовать свой самый дерзкий план. – Я тут высадил ежевику. Южная часть Голан – райское место, с точки зрения природных условий. К июню-июлю ягода поспевает – мы снимаем урожай и отправляем ежевику в торговые сети. А в августе и вовсе распахиваем ворота перед широкой публикой: приезжают сюда целыми семьями. Сколько смогут - съедят, остальную ягоду, уложенную в коробки, - купят.

Кроме выращивания ежевики - редкой для Израиля ягоды, переселенцы занялись развитием на Голанах туризма. В мошаве Эвней Эйтан дети путешественников могут прокатиться на ослике или попрыгать на батуте. Взрослые тем временем зажарят на мангале мясо. Семьи, открывшие для себя этот заповедный уголок, ездят в Эвней Эйтан даже из центра страны, не то что с севера.

В последние годы обитатели будущего жилого массива пошли еще дальше - оборудовали циммеры. У Хададов два гостевых домика, еще два – у бывших соседей, а всего общими усилиями основатели Кфар-Дарома и других поселений Гуш-Катифа соорудили более 15 уютных циммеров.

- Мы заранее позаботились об интерьере и хорошем обслуживании: хотим, чтобы к нам на отдых приезжали не только молодые супружеские пары, но и многодетные семьи, - говорит Йоси Хадад. – Недавно, например, из США приехала целая компания американских евреев. Сын-репатриант заказал несколько домиков, чтобы его родители отпраздновали свою "золотую свадьбу" на Голанах. Частник-одиночка не в состоянии организовать прием, когда гостей много. А мы тут принимаем – общиной. Все друг другу помогают. И – никакой конкуренции.

- Возможно, этот вопрос вас покоробит, но на какие цели вы потратили денежную компенсацию, которую в свое время - пять-шесть лет назад – к месту и не к месту упоминала во всех своих публикациях "либеральная" израильская пресса?

- Да, помню, какую шумиху устроили СМИ… - подтверждает Йоси Хадад. – В преддверии "размежевания" многие поселенцы высказывали подозрения, что государственные оценщики искусственно занижают стоимость построенных нами домов. Впоследствии из-за этого наши соседи были вынуждены подать иски в суд. Тем, кто построил в Гуш-Катифе средний, по общеизраильским меркам, дом, денег могло хватить только на строительство гораздо более скромного жилья, причем – исключительно на периферии и при одном условии: если после изгнания главе семьи и его жене удалось быстро устроиться на работу. Однако далеко не всем повезло с поиском работы – многие основатели Гуш-Катифа подолгу оставались безработными и очень быстро "проели" выданную им компенсацию. Что же касается преуспевших в Гуш-Катифе частных предпринимателей, то нам уже никогда не удастся подняться на прежний уровень. Никогда…

- Почему?

- В качестве компенсации за один дунам теплицы государство выплатило нам 1000 шекелей, - объясняет Йоси. – А сегодня одно только железо, которое требуется для воссоздания в другом месте теплиц с той же площадью, обошлось бы мне не менее чем в 70.000 шекелей. Но ведь теплица – это не только металлические каркасы: это система полива, нейлоновое покрытие, подъездное шоссе, освещение, электропроводка… Кругом-бегом – более 100.000 шекелей, а в качестве компенсации мне выдали 40.000… К тому же мы, увы, не молодеем…

Внезапно Йоси Хадад резко меняет тему: нет, он категорически не готов, чтобы его жалели.

- Я не могу назвать нас несчастными или обездоленными, - говорит он. – По-моему, мы – железные. Голыми руками нас не возьмешь. Когда у тебя есть дети и ты головой за них отвечаешь, даже в безвыходной, казалось бы, ситуации ты сознаешь: завтра жена должна отправиться в лавку и купить на всю семью продукты. И ты должен, просто обязан придумать, изобрести, нарисовать себе любую работу, благодаря которой сможешь не просто прокормить семью, но обеспечить ей достойную жизнь.

С точки зрения Йоси, на Голанах изгнанникам Гуш-Катифа повезло гораздо больше, чем, скажем, их бывшим соседям, поселившимся в мошавах и в караванном городке Ницан в окрестностях Ашкелона.

- В том районе даже местным жителям найти работу сложно, а когда туда в одночасье приехали еще две с половиной тысячи человек, работы вообще не стало, - объясняет он. – А здесь, на Голанах, мы сами создали себе рабочие места. Человек, всем своим существом привязанный к земле, нигде не пропадет: проверено!..

вторник, 6 декабря 2011 г.

Полет времени с художником Верой Гуткиной

В ближайшую субботу, 10 декабря, в галерее "Нора" в столичном квартале Рехавия откроется персональная выставка работ иерусалимской художницы Веры Гуткиной.




Вот как пишет о выставке сама Вера:

"Раз мне подарили птичку. Опыта общения с птичкой у меня не было, с собаками, кошками, даже с младенцами женского пола был, но не с птичками. Каждый день мне приносил открытие. Оказывается, птицы в общении очень милые и лёгкие, смелые, но вместе с тем застенчивые, очень приветливые, наивные и одновременно гордые. Мне нравилось изображать себя с маленькой птичкой на плече, но неожиданно произошла странная трансформация. Хотя я не была никогда на Дальнем Востоке, птичка по-видимому влияла, потому что на холсте появился явно китаец.

Однажды в студию пришла Илана, учительница китайского. Она даже жила когда-то в Китае и поэтому без труда узнала буддистского монаха, беседующего с птичкой. "Ты знаешь что-нибудь про Дзен?" - спросила Илана. "Немножко", - ответила я честно. "Я пришлю тебе книгу, которую мой учитель Йоэль Хофман перевёл с японского".

Сказано - сделано. Толстая книга в красном переплёте называлась "Звучание одной руки", 281 дзен задач и ответов с комментариями Йоэля Хофмана. Трудно сказать, что произошло на самом деле, кто использовал кого: книга, монах и птичка меня или я их, но факт остаётся фактом, мы все вместе дружно произвели на свет серию миниатюр.

Всё это было похоже больше на медитацию, чем на изучение. Вначале приходило цветовое решение, потом рисунок, и в конце книга зажигала искорку. В подножье фигурки дзен монаха непременно должен был быть положен кусочек земли. За эту находку глубокий поклон русской иконе. Всё равно мне не быть идеальным китайцем, родилась-то я в России. В интересах пространства миниатюры не было лучшего решения, чем эта полоска земли под ногами. Птичка тоже представляла из себя не только птичку, но и точку пересечения, род принадлежности и пространству, и небу, и святому духу и даже самому дзен монаху. Так это начиналось, четыре актёра, четыре стороны маленького холста…"

Тексты Веры, впрочем, как и ее живопись, всегда неожиданны и во многом парадоксальны. Тем и замечательны, с моей точки зрения. Признаюсь: объективно судить о творчестве Веры я не могу. Потому что дружу с ней много-много лет. И несказанно счастлива, что ее персональная выставка пройдет в Иерусалиме, где москвичка Вера Гуткина живет и работает без малого тридцать лет. Волшебная иерусалимская аура как будто создана для Веры, а Вера настолько естественно вписывается в Вечный город, мне остается только завидовать ей белой завистью.

Экспозиция в галерее "Нора" является частью международной выставки "Времени дай время", которая откроется в феврале 2012 года в Париже, в муниципальной галерее 4-го округа. В столице Франции Вера Гуткина выставляется не впервые: в свое время она там жила и работала. А в целом ее полотна экспонировались более чем на 30 выставках в нашей стране и за рубежом.

Открытие выставки "Полет времени" состоится в ближайшую субботу, 10 декабря, в 11.30. Галерея "Нора" находится в Иерусалиме на улице Бен Маймон, 9 – неподалеку от кафе "Момент".